телах. Да
им удается проживать жизнь на земле. — Очередной камень со стуком упал в лунку. — А еще он говорил, что в человеческом облике богу легко забыть, кто он на самом деле. Такой человек будет иметь силу бога, но не узнает, кто он на самом деле.
— Ваш чильтан любит поговорить, — буркнула Амага. — Ты проиграл.
Для Бекира это стало неожиданностью. Он тупо смотрел на пустые лунки. Когда ведьма успела унести все его камни?
— Нет! — Черная Корова подошла к столу. — Албасты не указала на точное тело для Тарга. Им может быть любой из нас. Играйте еще. В этот раз по мне. -
Девочка подошла поближе и стала между столом и стеклянным кубом с Таргом. — Мы должны идти до конца, — последнее было адресовано Бекиру.
Амага скривилась, словно от невыносимой вони.
— Ты адская девчонка. На тебе знак Девы. Его нет на коже, но я чувствую. Амагу не проведешь.
— Тем приятнее тебе будет получить мое тело. — Черная Корова смело задрала подбородок и ступила вперед.
Амага покусывала губу, принимая решение, и согласилась.
В этот раз партия пошла быстрее. Бекир пытался сосредоточиться на игре, но в голову лезли чужие мысли и воспоминания. Он никогда не видел Мамая, но Белокун говорил, что у них одно лицо. Бекир родился почти сразу после
Вспышек в том же месте, что и Мамай. Что этим хотел сказать тот, кто сделал такое с Киммериком?
— Армейцы верят, что доктор Мамай был воплощением Бога Вспышек. А
Золотая Колыбель разбудила Бога. Он сменил Дешт и вошел в этот мир. Может быть, что Бог Вспышек, покинув тело Мамая, вошел в меня или в Талавира, а сейчас просто спит?
Рука Амаги остановилась над лункой. Бекир испугался, что допустил ошибку и она на него набросится или разразится ругательством из-за кощунственного предположения о бога, который спит внутри его тела, но Амага подвела на Бекира неожиданно измученный взгляд. Она уже разжала рот, чтобы что-то сказать, когда стол неожиданно затрясся, доска взлетела в воздух, а их обдало соляными занозами, словно рядом взорвалась бомба.
Амага потянула за цепь, но она оказалась пустой. Со стороны радостно засмеялся Талавир. Он держал в руках тонкую золотую пластину, нить на его рту была перерезана, а во лбу краснел след от выдранной бляшки. Ему удалось уволиться и вместе с другими детьми разбить куб с Таргом. От пальцев Эвге до сих пор тянулись суровые побеги.
— Пока вы играли, мы провернули маленькую диверсию, — окровавленными губами улыбнулся Талавир. Его глаза победно пылали, словно он не просто выбрался из плена, но и прихватил с собой несметные сокровища. — Она лгала, Бекир. Тарга можно уволить. Она просто не хотела его слышать. Уперлась в желание его оживить. А ты хоть когда-то спрашивала, чего он хотел, Амаго?
— Безумный! — завизжала ведьма и схватилась за саблю.
И в этот момент ее руку перехватили тонкие пальцы мальчика в хитоне. Время как будто остановилось. Бекир увидел, как в воздухе замерли обломки разбитого куба. Как разметались волосы Черной Коровы. На прошитых губах Талавира застыла кровь.
Ниязи поднял руки, чтобы прикрыть Евге. Казалось, Амага и Тарг смотрели друг другу в глаза целую вечность. Наконец мальчик отпустил женщину — и она упала в кресло.
— Он хочет умереть. Говорит, ты ему обещал. — Амага устало посмотрела на Талавира. — Говорит, он уже прожил одну жизнь, и ему не понравилось. Повторять он не желает.
— Прожил жизнь, как это? Он ведь был духом? Джодалом? — не понял
Ниязи. — Он был твоим братом и умер маленьким ребенком. Он не успел прожить жизнь, — возразил Бекир. Именно эту историю он видел во снах.
— Он прожил жизнь, — не переставая злорадно улыбаться, сказал
Талавир. — Ты прав, малый, боги и духи способны застрять в человеческом теле.
Привязываться к нему настолько крепко, чтобы уж забыть, кем были раньше.
Но в тот момент, когда Мамай коснулся Золотой Колыбели, дух внутри него вспомнил свое имя, и оно было Таргом. И произошли вспышки. — Талавир на мгновение остановился, выдернул из разодранной губы обрывок нити так, что подбородком заструилась струйка крови, и продолжил: — Твой брат, Амаго, вошел в тело
Мамая, когда Азиз-баба сразу после рождения положил его в Золотую Колыбель.
Чильтаны, или как ты его называешь, думал, что так возродит давний артефакт.
Зато сделал что-то хуже — перенес Тарга в искалеченное тело. Вся жизнь Мамая была полна страданиями: физической болью, одиночеством, тоской по потерянному дому и мучениям из-за войны в Киммерике. После Вспышек сущности разделились. Тарг стал джадалом, ибо впитал в себя пережитое Мамаем и твою ярость, Амаго. Неудивительно, что сейчас он хочет умереть.
— Хм, — повела головой ведьма, словно Полномочный сказал какую-то чушь. Однако Бекир заметил, как сверкнули темные глаза под длинными ресницами.
Сказанное Талавиром ее поразило, хотя она не хотела этого показать.
— Мамай был Таргом, — удивленно прошептал Бекир, разглядывая мальчика в хитоне, до сих пор стоявшего рядом с сестрой. На взгляд он был такого же возраста, что и Евге, имел светло-карие глаза и сероватые, словно лежала солома, волосы. Хитон давно истлел. Кожу, проступавшую сквозь дырки в одежде, покрывали трещинки, а еще она была неестественно белой, словно впитывала в себя соль. — А кто тогда Бог Вспышек?
— Тоже он, — все еще выплевывая нити, ответил Талавир.
— Как это? — испуганно прошептал Ниязе. — Разве бог может быть одновременно и дьяволом?
Даже Талавир, до того, казалось, знал ответы на все вопросы, промолчал. Все ждали, что скажет Амага. Ведьма развернулась к брату и чуть ли не впервые за тысячелетие заговорила ему:
— Ты никогда не хотел быть богом. Это все Фоант. Но ирония судьбы в том, что ты стал им. И теперь засоленные зовут тебя Богом Вспышек. Они поклоняются тебе, хотя ты ни разу не ответил на их молитвы. Хреновый из тебя бог, Тарга. А вот как джадал ты почти свершился. Вместе с Мамаем вы разрушили Киммерик. Что бы это ни говорил, — Амага кивнула в сторону Талавира, — это было ваше общее решение. Его желание остановить войну
